Январь 2004 года. Запись с камеры мобильного телефона нечеткая, фоном слышны звуки массовых беспорядков. Группа британских солдат хватает на улице четырех иракских мальчиков и тащит их в свои казармы. Солдаты бьют их, изображение то приближается, то отдаляется. Один солдат подходит к мальчику и бьет его между ног, другие удары приходятся по голове и животу. Тот, что снимает, держит камеру на удивление ровно. «О да! Сейчас вы получите, — говорит он, а затем изображает их крики о пощаде. — Ну, пожалуйста! Пожалуйста, нет!» В кадр периодически попадают другие солдаты, им явно нет дела до происходящего.

Это видео из Южного Ирака будет передано в газету «Новости мира» (News of the World), а два года спустя — опубликовано. Это был один из первых случаев жестокого обращения с иракскими гражданскими лицами со стороны британских солдат, ставших достоянием общественности, и он привел в бешенство как Ирак, так и Великобританию. «Посадить их», — требовала одна из статей таблоида «Дейли стар» (Daily Star). Описанные выше кадры транслировались по всем новостным каналам Ближнего Востока. В городе Басра на юге Ирака, где дислоцировались британские войска, 1 000 человек вышли на улицы в знак протеста, скандируя «Нет, нет, Тони Блэр» и сжигая британские флаги возле консульства.

Было допрошено девять солдат: восемь были заняты избиением, и один снимал все на видео. Но год спустя военная прокуратура (SPA) приняла решение обвинений не выдвигать. Несмотря на количество доказательств, достаточное для привлечения к ответственности как минимум двух военнослужащих, срок исковой давности истек, и уголовное преследование данных лиц было признано противоречащим общественным интересам.

И это был не единственный случай предполагаемых нападений со стороны британских солдат в Ираке. Со временем в прессе стали регулярно появляться шокирующие обвинения в их адрес. Одно из наиболее резонансных касалось центра распределения помощи в Басре, где группа солдат избивала и унижала иракских заключенных, фотографируя при этом происходящее. По мере появления истории о пытках и незаконных убийствах в британских тюрьмах способствовали росту более масштабного негодования, вызванного войной. Прежде всего общественность хотела получить ответы о том, как именно политики преподносили им войну, как накануне войны средства массовой информации игнорировали заявления политиков, как военные не сумели подготовить и вооружить солдат. Шокирующие истории о жестоком обращении и пытках, практиковавшихся британскими солдатами, лишь подливали масла в огонь.

Но за последние три года вопрос о том, действительно ли британские солдаты совершали преступления в Ираке и в каких масштабах, был в значительной степени вытеснен негодованием по поводу попыток их расследования. Риторика СМИ резко сменилась: ужас, вызванный предполагаемыми преступлениями британских солдат, вытеснило возмущение в адрес выдвигавших подобного рода обвинения адвокатов-правозащитников. «Господин Кэмерон должен остановить эту мерзкую охоту на ведьм в отношении наших храбрых солдат», — гласила опубликованная в 2016 году колонка в «Дейли мейл». Ей вторили и политики консервативного лагеря. Тогдашний премьер-министр Дэвид Кэмерон пообещал положить конец «ложным» обвинениям. Министр обороны Майкл Фэллон критиковал «недобросовестных» юристов; министр вооруженных сил Пенни Мордонт называла их действия «недругом правосудия». Когда Кэмерон покинул свой пост, его преемница Тереза Мэй раскритиковала «левых юристов-правозащитников».

Целью большинства жалоб со стороны членов кабинета министров было собственное расследование правительства Великобритании. В 2010 году правительство лейбористов учредило Группу по расследованию исторических обвинений в Ираке (IHAT), дабы покончить с нескончаемым потоком обвинений времен войны и доказать несостоятельность идеи о широком распространении случаев ненадлежащего исполнения обязанностей военнослужащими. Она была призвала расследовать правдоподобные утверждения о жестком обращении с иракцами и случае целесообразности инициировать уголовное преследование. Но миссия IHAT, от которой ожидали однозначного установления вины или невиновности, эффектно провалилась.

К февралю 2017 года вокруг расследования разгорелся национальный скандал по поводу его методов и масштабов, и правительство объявило, что IHAT будет закрыта. «То, что должно было найти административное применение и устранить некоторые неразрешенные проблемы, вылетело в трубу», — сказал мне Ник Харви, министр по делам вооруженных сил с 2010 по 2012 год. В ходе парламентского расследования был сделан вывод о том, что деятельность IHAT отрицательно сказалась на обороне страны, вынудив сражавшихся на поле боя солдат беспокоиться о последующих правовых последствиях. После упразднения IHAT количество незакрытых дел в одночасье сократилось с 3 400 до 20. Налогоплательщикам она обошлась в 34 миллиона фунтов стерлингов, но возбудить хотя бы одно уголовное дело при этом не смогла.

Крах IHAT знаменует, по-видимому, завершение серьезных попыток расследования предполагаемых преступлений британских солдат в Ираке, оставив без ответа вопросы о масштабах насилия и ответственности. Какой политик захочет вновь поднимать эту проблему после публичного провала? Однако если отбросить все заявления коррумпированных юристов и некомпетентных следователей, истинная история IHAT гораздо сложнее. Военные прокуроры и правозащитники сходятся во мнении, что скандал вокруг группы был как минимум политически удобен Министерству обороны. Поскольку в роли злодеев выступают адвокаты-правозащитники, МО может избежать неудобных вопросов о собственной роли в обучении солдат приемам, нарушающим Женевские конвенции. «Время от времени Министерство обороны испытывало соблазн переложить всю вину на военных», — говорит сыгравший ключевую роль в закрытии IHAT консерватор Джонни Мерсер.

Пятнадцать лет спустя мы так и не смогли привлечь к ответственности за катастрофическую войну в Ираке ни политиков, ни высокопоставленных военных. Чем большего мы добиваемся, тем сильнее ускользает от нас возможность тщательного расследования. Общее содержание дискуссии дошло до такой точки, где слово «правозащитник» используется в качестве оскорбления со стороны ведущих политиков. В то же время гнев по поводу предпринятого правительством собственного расследования предполагаемых случаев насилия со стороны британских солдат в Ираке обострил скептическое отношение к праву гражданских лиц подвергать сомнению действия вооруженных сил за рубежом.

Когда в 2009 году боевые действия британской армии в Ираке завершились, терроризм и межконфессиональная война продолжали набирать обороты. Было убито более 100 000 иракцев, а также 4 371 американец и 179 британских солдат. «Повседневная жизнь трещала по швам, — говорит освещавший британскую оккупацию журналист из Басры Сафаа Халаф. — Британцы уверяли будто город в безопасности, но жилые районы контролировались вооруженными группами. Службы обеспечения оказались полностью разрушены, и никаких усилий по восстановлению не предпринималось».

Британское вторжение стоило 9,6 миллиарда фунтов стерлингов, причем внутри самой страны война была крайне непопулярна. Проведенный в то время опрос «КомРес» (ComRes) показал, что 37% британской общественности верят в необходимость суда над Блэром как над военным преступником. Гордон Браун, стремясь выделиться во время пребывания на посту премьер-министра, инициировал расследование комиссии Чилкота, дабы помочь Великобритании «извлечь уроки» из войны в Ираке. В том же месяце, после завершения боевых действий, было также инициировано открытое разбирательство убийства в 2003 году Бахи Мусы, 26-летнего администратора одной из гостиниц Басры, который был забит до смерти британскими солдатами. (Позже в ходе расследования будет сделан вывод о том, что солдаты подвергали иракских задержанных, включая Мусу, немотивированному насилию.) В том же году было начато еще одно публичное расследование утверждений о том, что британские солдаты убили и изуродовали девять иракских заключенных («дело аль-Свиди»).

В феврале 2010 года Шайнер начал процесс с целью расследования дальнейших жалоб на жестокое обращение с иракцами. «Мы рисковали проведением публичного разбирательства по каждому утверждению [касаемо неподобающего поведения в Ираке], — говорит Билл Раммелл, служивший в тот период министром вооруженных сил. — Это заняло бы годы и окончательно испортило бы репутацию вооруженных сил».

Чтобы покончить с сохраняющимися юридическими проблемами, должностные лица МО предложили создать IHAT, правовой орган для расследования утверждений о преступлениях, и по необходимости привлекать отдельных солдат к уголовной ответственности. Публично об этом было объявлено в марте 2010 года, после утверждения Брауном. " IHAT стала скоординированной попыткой собрать все обвинения, выделить на их рассмотрение ресурсы и как можно скорее обработать«, — сказал Раммелл.

Центральным из поднятых IHAT вопросов стало то, кого считать ответственным за преступления, совершенные британскими военными во время войны? Уголовную ответственность за убийство гражданских лиц или пытки заключенных несут отдельные военнослужащие. В соответствии с международным уголовным правом, привлечь к ответственности за действия подчиненных старших офицеров можно в том случае, если они не приняли всех «необходимых и разумных» мер для предотвращения оных. Согласно закону, подписанному Великобританией при вступлении в международный уголовный суд (МУС) в 2001 году, за систематические злоупотребления со стороны британских солдат ответственность должны нести генералы и даже политики. Однако на деле это так и не вышло за рамки теоретических разработок: в истории Великобритании последний случай привлечения человека к уголовной ответственности за преступления, совершенные его подчиненными, имел место в 1651 году во время Гражданской войны.

В Ираке вопрос ответственности командования имел особенно важное значение. В ходе многочисленных публичных расследований был сделан вывод о том, что британские солдаты широко практиковали пять запрещенных методов допроса. В Великобритании эти методы — надевание мешка на голову, белый шум, пытка бессонницей, лишение пищи и помещение в стрессовую позицию — были запрещены в 1972 году и нарушают Женевские конвенции. Но к моменту начала войны в Ираке в учебных пособиях о запрете этих методов не упоминалось, как и случаи их официального использования. Базовая информация о запрете была, казалось, утеряна в хаосе войны — где без надлежащих условий содержания под арестом оказались тысячи иракских мужчин и мальчишек, — и надевать заключенным мешки на голову солдатам велели, вероятно командиры. А в соответствии с правилами IHAT, теоретически военнослужащих можно было подвергать уголовному преследованию за то, что им приказывали делать командиры.

Принципиальным моментом является то, что юрисдикция IHAT не распространялась на более многоаспектные вопросы ответственности. Вместо рассмотрения проблем системного характера, ее деятельность была ограничена уголовным преследованием отдельных солдат. Находясь под контролем гражданских служащих на службе Министерства обороны, основной персонал IHAT включал 150 следователей для рассмотрения обвинений на уровне гражданской полиции. Если в ходе расследования собиралось достаточно доказательств, дело передавалось в SPA, где решалась его дальнейшая судьба. Уникальной организацию делала ее необычная структура: расследования носили не совсем публичный, и не совсем полицейский характер.

К моменту началу деятельности IHAT в ноябре 2010 года на смену лейбористскому правительству пришла консервативно-либеральная демократическая коалиция. Правительственные источники сообщили мне, что Дэвид Кэмерон не был настроен продолжать деятельность группы, но выбора у него не было. В 2011 году Европейский суд по правам человека постановил, что Великобритания обязана расследовать случаи смертей и эпизодов жестокости с участием своего военного персонала в Ираке. Если бы этого не произошло, Британии, а также находившимся в то время у власти политикам и генералам пришлось бы держать ответ перед Международным уголовным судом (МУС).

Точка зрения лейбористского правительства, при котором была учреждена IHAT, заключалась в демонстрации готовности Британии брать на себя ответственность и наказывать виновных в жестоком обращении. Несмотря на сопротивление со стороны Кэмерона, в целом члены коалиции разделяли аналогичное мнение.

После запуска деятельности IHAT в 2010 году сменивший Раммелла на посту министра вооруженных сил либерал-демократ Ник Харви предсказал, что больше двух лет ей не протянуть. На деле, к 2012 году она к своим обязанностям еще даже не приступала ввиду неоднократных обращений Шайнера в суд с целью оспаривания ее структуры и автономности. Изначально в состав следственной группы IHAT входили главным образом представители одного из подразделений британской военной полиции, действовавшего в Ираке в период оккупации. В суде Шайнер успешно доказал, что у них был конфликт интересов, и в 2012 году IHAT была реструктурирована и укомплектована гражданскими лицами, преимущественно отставными полицейскими детективами. Завершить проект планировалось к 2019 году, а прогнозный бюджет составлял 57 миллионов фунтов стерлингов.

В течение первых нескольких лет работе IHAT внимания уделялось немного. В 2013 году дочь Шайнера и выпускница юридической школы Бетани стала работать в Бирмингемском офисе «Паблик интрест лойерс» (Public Interest Lawyers), небольшой фирме, имевшей в своем составе семь адвокатов и единственного партнера в лице Шайнера. Она взяла на себя ведущую роль в сборе дел иракцев, что составило в конечном итоге 65% всех дел IHAT, хотя ими занималась и другая фирма, «Лей дэй» (Leigh Day).

Ныне тридцатилетнюю Бетани Шайнер сразу бросили на рассмотрение судебных споров. Она и другие младшие юристы брали показания у иракцев по телефону с помощью переводчика. Звонки поступали со всей страны, многие собеседники были жителями Басры. «Суть обвинений варьировалась от избиений, надевания мешков на голову, плохих условий содержания до сексуального насилия», — сказала Бетани. — Приходилось снова и снова вникать в одни и те же подробности«. Некоторые адвокаты получили в результате постоянного выслушивания подобных историй психологическую травму.

Бóльшая часть дел была передана «Паблик интрест лойерс» через британскую переводческую и логистическую компанию, которой руководил британский иракец и которая наняла в Басре посредника по имени Абу Джамал для связи с иракскими заявителями и свидетелями. Абу Джамал был видным местным деятелем, которому доверяли и который служил связующим звеном между иракцами с юристами. Помимо «Паблик интрест лойерс», Абу Джамал три года работал непосредственно на IHAT, получая 40 000 фунтов в год, находя свидетелей, помогая им получать визы, а иногда и сопровождая их за границу для беседы с сотрудниками IHAT. «Без него ничего бы не вышло», — сказал мне один бывший следователь.

Что бы ни происходило за кулисами, истории о жестоком обращении со стороны британских солдат рассказывали сотни иракцев. По мере увеличения количества исков росла и целеустремленность сотрудников «Паблик интрест лойерс». «Мы пытались выяснить, как именно обстояло дело, — поведала Бетани. — Речь шла о том, чтобы докопаться до правды и привлечь виновных к ответственности». Задача была не из легких. Поскольку речь шла об уголовном преследовании, дела IHAT должны были соответствовать стандарту доказанности вины, когда не остается никаких разумных сомнений в том, что предполагаемые инциденты действительно имели место. Тем не менее большинство предполагаемых преступлений было совершено десять лет назад в зоне активных боевых действий, в связи с чем не удалось ни установить конкретных мест совершения преступлений, ни собрать существенно важных доказательств. Предполагаемые жертвы и свидетели находились за тысячи миль во все еще раздираемой войной стране. IHAT сочла поездки в Ирак небезопасными для следователей и приняла меры для того, чтобы опросы жертв и свидетелей проходили в Турции. С момента начала основательных расследований в 2013 году по 2016-й подобные поездки осуществлялись чуть ли не ежемесячно.

Собрав дела, «Паблик интрест лойерс» передавали их на рассмотрение IHAT. Обычно они содержали письменное заявление и сопроводительные документы наподобие свидетельств о задержании, медицинских карт и фотографий телесных повреждений. Юристы обеспечивали проверку основных фактов и достоверность утверждений, а затем передавали дела группе гражданских служащих, члены которой решали, какие заслуживают дальнейшего рассмотрения. Поскольку количество обвинений росло как на дрожжах, сверху поступало не так много указаний относительно того, какие именно дела расследовать, а какие — нет. «Не было установлено никакой очередности для концентрации на наиболее серьезных обвинениях или тех из них, что с наибольшей долей вероятности вели к уголовному преследованию», — поведал мне один источник.

Из сотен расследованных IHAT дел к уголовному преследованию не привело ни одно. Пока в прессе правого толка и правительстве это приводится в качестве доказательств того, что претензии были «ложными», а следствие — неграмотным, сами участники камнем преткновения считают структуру IHAT. «В целом лично мне кажется, что доказательств состава преступления было предостаточно, но к ответственности не был привлечен никто», — сказал некто Джонатан (имя ненастоящее), сотрудник IHAT, задействованный в ходе многочисленных поездок в Турцию. Обычно поездки длились около недели, и за это время следователи IHAT опрашивали по пять-шесть свидетелей. Также там присутствовали законные представители «Паблик интрест лойерс». «Разумеется, среди утверждений были и ложные, но большинство опрошенных мной людей показались мне искренними», — сообщил Джонатан. Он подчеркнул, что многие свидетели не имели каких-либо финансовых мотивов, поскольку компенсация им не полагалась.

Многие из работавших на местах — начиная с представлявших иракцев адвокатов и заканчивая следователями IHAT, — считали, что их просят преследовать не ту цель, наводя справки об отдельных лицах вместо рассмотрения комплексных проблем вооруженных сил. Но они оказались заперты внутри самого процесса. «Конечно же, отдельные солдаты несли личную ответственность, но зачастую обвинения касались подготовки кадров и получаемых ими приказов, в том числе касаемо общения с людьми, — сказала Бетани. — Речь шла о правительстве в целом и Министерстве обороны в частности». Работавший следователем отставной полицейский детектив по имени Пол (имя ненастоящее) был расстроен тем, что проводившиеся им допросы ограничивались не самыми образованными и культурными лицами. По его словам, некоторые из беседовавших с ним британских солдат были абсолютно неграмотны: «Они подписывали показания, снятые непосредственно после события [за которое их призвали к ответственности], но, как я выяснил, они едва ли умели читать и писать, а подписать готовы были что угодно, лишь бы их отпустили». Однажды он захотел проанализировать структуру командования и запросил у руководства IHAT разрешение на проведение допроса старшего офицера в связи с предполагаемым противоправным убийством. Ему отказали. Он утверждает, что всякая попытка продолжить данное расследование пресекалась руководством IHAT или юристами министерства.

По словам Джонатана, его коллеги испытывали все большее разочарование. «Многие жаловались на то, что собрали достаточно, по их мнению, доказательств для возбуждения уголовного дела, а затем какой-нибудь юрист МО шел к высшему руководству IHAT и велел закрыть дело». Представитель министерства подобные утверждения опроверг, заявив, что «в ходе множества расследований IHAT, когда того требовали доказательства и направление работы следствия, был опрошен не один офицер высших чинов, и ни одно дело не было закрыто преждевременно ». Пол говорит: «Не думаю, что у кого-то хватило ума организовать заговор, но я был уверен в том, что министерство обороны оказывает давление на высшее руководство, чтобы то поскорее сворачивало расследования».

Пол рассказывает о встрече с семьей одного иракца, который, как утверждается, умер в плену у британцев. Эти люди не понимали, как вообще могут доверять человеку, работающему на британское правительство. «Я никогда не забуду, как посмотрел им в глаза, — сказал Пол, — и дал обещание провести справедливое расследование, сдержать которое не смог».

В конце 2014 года майор Роберт Кэмпбелл только собрался в отпуск, когда ему позвонила бывшая девушка и сказала, что о нем спрашивали следователи IHAT. Это стало первым признаком того, что Кэмпбелл оказался под следствием за убийство. Речь шла об с инциденте 2003 года, в ходе которого в Басре утонул 19-летний иракец Саид Шабрам. В то время с целью контроля над толпой и предотвращения грабежей британские войска иногда загоняли гражданских лиц в текущую через город реку Шатт-эль-Араб. Утверждалось, хотя подозреваемые отрицали все, что Кэмпбелл и двое других солдат заставили Шабрама войти в воду. Они четырежды оказывались под следствием и четырежды были оправданы военными властями. По счету расследование IHAT стало первым гражданским и пятым в общей сложности.

После разговора с бывшей девушкой Кэмпбелл немедленно позвонил своему командиру. «Мне было сказано: „сделать ничего не можем, но вы не беспокойтесь", — рассказал Кэмпбелл. Он страдает от ПТСР (посттравматическое стрессовое расстройство), и повторно возникшие после урегулирования обвинения лишь усугубили его состояние. В последующие месяцы никто не озаботился уведомить его о ходе расследования, как и множество других оказавшихся под следствием солдат, которым пришлось провести в подвешенном состоянии месяцы и даже годы. Поддержки со стороны армии или Министерства обороны Кэмпбеллу также не было предложено: ни четких советов относительно дальнейших действий, ни финансовой помощи для компенсации расходов на адвоката. Он, как и другие обвинявшиеся в жестоком обращении солдаты, чувствовал себя затравленными. „Нас считали виновными до тех пор, пока не было доказано обратное", — сказал он.

Когда IHAT только начинала свою работу, одним из ее принципов, изложенных Министерством обороны, было то, что свидетели всегда должны получать предварительное предупреждение о предполагаемом контакте с ними, а подозреваемые будут информироваться непосредственным командованием. Но затем в МО признали, что с тремя сотнями потенциальных свидетелей и семью подозреваемыми связывались без предварительного уведомления. Позже выяснится, что некоторые следователи IHAT прибегали к настораживающим методам, приказывая солдатам никому не говорить об обвинениях и назначая встречи на автостоянках. Один из следователей IHAT был впоследствии осужден за то, что представлялся сотрудником полиции и с помощью старого служебного удостоверения требовал допуска в армейские казармы.

Тревога сменилась гневом, когда Кэмпбелл узнал, что армия без его ведома и согласия передала IHAT его учетно-послужную карточку. „Армия продала нас", — сказал он. — Забудьте о Министерстве обороны. Это армия передала мои служебные документы и держала меня в неведении относительно хода расследований. И кто из них за нами следит?» В 2011 году Кэмпбелла, не знавшего о том, что в отношении него ведется расследование убийства, направили в Афганистан, где он был тяжело ранен. Сейчас он имеет бессрочную инвалидность, плохо слышит и ходит с тростью. «Знай я, что нахожусь под следствием за убийство, то принимал бы совершенно другие решения и не стал бы дальше сражаться и умирать за этих придурков, — сказал он. — А теперь со мной покончено. Теперь я сломлен».

В течение многих лет регулярные проблемы с IHAT особого внимания средств массовой информации не привлекали. Но когда приговор, вынесенный в результате очередного расследования предполагаемых преступлений в Ираке, перерос в национальный скандал, вокруг IHAT развернулись незатихающие споры. 17 декабря 2014 года суд вынес решение по так называемому «делу аль-Свиди». Группа истцов-иракцев при поддержке «Паблик интрест лойерс» и «Лей дэй» заявила, что в 2004 году во время рукопашной схватки в одном из столкновений британские солдаты совершили ряд тяжких преступлений, в результате чего девять задержанных были убиты или искалечены. Суд установил, что девять человек действительно подверглись жестокому обращению, но обвинения в пытках и убийствах были «полностью необоснованны и явились результатом преднамеренной лжи, безрассудных спекуляций и укоренившейся враждебности».

Расследование по «делу аль-Свиди» не входило в компетенцию IHAT, но яростной критике подверглись работавшие над делом юристы «Лей дэй» и «Паблик интрест лойерс». В день публикации результатов расследования тогдашний министр обороны Майкл Фэллон выступил в Палате Общин с призывом принять меры в отношении «недобросовестных» юристов, получающих государственные деньги за пространные расследования. (Стоимость того расследования составляла около 31 миллиона фунтов стерлингов.) Фэллон сказал, что исковые заявления по «делу аль-Свиди» были «позорной попыткой использования нашей правовой системы для нападок и ложных сомнений в отношении наших вооруженных сил». Шедевральное заявление. IHAT, финансируемая государством группа по расследованию уголовных преступлений, продолжает свою деятельность, а министр обороны обрушивается с критикой на привлеченных к ней юристов. По просьбе Фэллона две вышеозначенные фирмы были переданы Управлению по регулированию деятельности юристов для привлечения к ответственности за ненадлежащее исполнение обязанностей.

Хотя «дело аль-Свиди» расследовалось вне юрисдикции IHAT, по прошествии времени стало ясно, что вынесенное судом решение ознаменовало начало конца данной организации и помогло сменить тональность дискуссий о поведении британских военных в Ираке. На следующий день после выступления Фэллона таблоиды пустились во все тяжкие («Позор юристов» — гласил заголовок «Дэйли мэйл»). Сотрудникам «Паблик интрест лойерс» угрожали убийством по электронной почте и по телефону. С информацией о более серьезных угрозах они обращались в полицию. Фирма установила арочный металлоискатель и видеонаблюдение. «Мы как будто находились в осаде», — поделилась Бетани Шайнер.

К 2015 году IHAT пережила еще одно правительство. Среди новых парламентариев был Джонни Мерсер, бывший армейский офицер, прошедший службу в Афганистане. Мерсер — молодой и деятельный человек, которого возмущает плохое отношение к ветеранам. «К ним относятся как к дерьму», — сказал он мне во время нашей встречи в конце прошлого года.

Одним из главных приоритетов Мерсера при вступлении в должность было желание дать отпор IHAT. «Я был поражен тем, насколько неправильным был процесс, — говорил Мерсер. — Я не знаю ни одного служивого, кто не считает необходимым привлечь к ответственности виновных в совершении преступлений. Но меня поразила клевета в адрес практически всей британской армии на основании каких-то надуманных доказательств». (Мерсер одобряет существующие меры вроде внутренних армейских расследований и военных трибуналов в качестве средства привлечения солдат к ответственности.)

Когда речь заходит о масштабах противоправных действий британских солдат в Ираке, многие правозащитники указывают на выплаченные истцам-иракцам 21,8 миллиона фунтов стерлингов в качестве молчаливого признания вины МО. Мерсер с данным утверждением не согласен. «В Уайтхолле у меня сложилось однозначное впечатление о том, что солдат клеймят „плохими". Они изучали материалы с двух ракурсов и всегда вставали на сторону иракских граждан или Шайнера. Я просто-напросто не верю в то, что такое количество наших военнослужащих могло солгать».

В парламенте Мерсер начал задавать вопросы о слабых успехах IHAT и поведении следователей. Он был потрясен, обнаружив, что в действительности министры не были в курсе происходящего и отрицали тот факт, что следователи IHAT приходили к солдатам без предварительного уведомления. Мерсер понял, что коллеги не оценили проведенных им изысканий по данному вопросу, особенно с учетом его невысокого положения в «неофициальной иерархии» парламентской политики. Однако на публике его коллеги-консерваторы принимали, казалось, его сторону. Занимавшая тогда пост министра вооруженных сил Пенни Мордонт обвинила юристов в «выдвижении ложных притязаний в отношении представителей наших вооруженных сил».

С момента вынесения решения по «делу аль-Свиди» IHAT стали периодически упоминать в негативном ключе, а политики вроде Мордонт, Фэллона и Кэмерона лишь подливали масла в огонь. Ответная реакция последовала в начале 2016 года, после появления в «Индепендент» статьи о том, что уголовное преследование солдат уже не за горами. Пресса запестрела тревожными заявлениями солдат и ветеранов, говоривших о возобновлении вызывающих рецидивы ПТСР обвинений со стороны IHAT.

На фоне подобных историй о человеческих страданиях сложилась очевидная картина: нечистые на руку правозащитники травят «наших храбрых ребят». Некоторые газеты, казалось, даже предполагали, что гражданские лица вообще не имеют права ставить под вопрос деятельность армии на войне. «Какая еще страна станет платить юристам за травлю своих же героев войны?» — вопрошал один из заголовков «Дэйли мэйл». «Трусливые политики и адвокатишки недостойны даже чистить ботинки наших солдат», — провозглашала газета «Санди Экспресс».

В преддверии конференции Консервативной партии в сентябре 2016 года Фэллон пообещал положить конец как IHAT, так и другим расследованиям обвинений в отношении действий британских солдат в Северной Ирландии и Афганистане. Очевидная неудача, постигшая расследование случаев насилия в Ираке, дискредитировала саму идею серьезного рассмотрения издевательств, совершенных британскими солдатами в прошлом. В своем выступлении на конференции новый премьер-министр Тереза Мэй заявила: «Мы больше никогда — ни в одном из будущих конфликтов — не позволим левым адвокатам-правозащитникам обвинять и изводить храбрейших из храбрецов».

В феврале 2017 года, после того, как в соответствии с парламентским запросом Мерсера было допрошено высшее руководство IHAT, он опубликовал отчет, в котором группа названа «абсолютным провалом», который «негативно повлиял на то, как эта страна проводит военные операции и защищает себя». День публикации доклада стал лучшим днем карьеры Мерсера, поскольку Фэллон объявил о закрытии IHAT.

Между тем, Управление по регулированию деятельности юристов продолжало расследование деятельности «Паблик интрест лойерс» и «Лей дэй» по делу аль-Свиди. Юридически, адвокат не несет ответственности за ложь своего клиента, и это не является основанием для обвинений в неправомерном поведении, хотя основные утверждения в деле аль-Свиди были действительно недостоверными. Зато была выявлена сложная паутина финансовых соглашений между двумя юридическими фирмами и сетью иракских сотрудников службы помощи неблагополучным семьям и лицам. В сентябре 2017 года юристы «Лей дэй», чья защита обошлась в 7,8 миллиона фунтов стерлингов, были оправданы по всем статьям. (Данный приговор находится на стадии обжалования.)

«Паблик интрест лойерс» не располагали таким количеством средств для самозащиты и закрылись на время проведения судебного разбирательства. В итоге Управление по регулированию деятельности юристов поддержало 22 обвинения в неправомерном поведении против Фила Шайнера, который не присутствовал на заседаниях и не назначил какого-либо представителя. Бóльшая часть обвинений связана с неправомерными договоренностями о разделе вознаграждения, но Управление также считает, что Шайнер не принял надлежащих мер, чтобы клиенты по делу аль-Свиди были предельно откровенны перед судом. Было объявлено о необходимости лишить его практики и в полном объеме взыскать с него судебные издержки с промежуточной выплатой в размере 250 000 фунтов стерлингов. Вскоре после этого он объявил о банкротстве. (Гэвин Уильямсон, сменивший Фэллона на посту министра обороны, назвал тюремное заключение чересчур мягким наказанием для Шайнера.)

Однако неправомерные действия Шайнера в ходе расследования по делу аль-Свиди вовсе не означают, что каждая направленная в IHAT претензия была ложной. Во многих делах присутствуют веские доказательства вроде видеозаписей допросов, медицинских карт и других документов. «Правительство просто спроецировало выводы по делу против Фила на всех заявителей без исключения», — сказала Бетани. В Ираке, когда истцов проинформировали о закрытии их дел, возможности оспорить данное решение у них не было. «Они находятся в смятении и чувствуют себя уязвимыми, — сказала Бетани. — Единственная ниточка, с помощью которой они могли на что-то рассчитывать, оборвалась».

Когда политики поймали волну негодования по поводу обращения сотрудников IHAT с солдатами, более серьезный вопрос о виновности последних был тут же забыт. Широкое освещение получили аспекты, связанные с парламентским докладом, критиковавшем IHAT и Шайнера. Меньше всего внимания было уделено одному из параграфов в конце: «Тот факт, что случаи жесткого обращения со стороны военнослужащих британских вооруженных сил имели место, не оспаривается. Однако это, по крайней мере отчасти, можно объяснить тем, что подготовка военных следователей было не совсем правильной и невольно могла подвергнуть их риску нарушения Женевских конвенций».

Когда деятельность IHAT была приостановлена, почти все 3 400 расследования случаев предполагаемого насилия внезапно оказались отложены без каких-либо внятных объяснений. «Не думаю, что персонал британской армии был привлечен к ответственности за свои действия в Басре, — говорит иракский журналист Халаф. — Все это носило расплывчатый и неопределенный характер. Иракские суды не имеют власти над британцами, а обращение в британские сопряжено с рядом препятствий, таких как языковой барьер, визы и невежество людей. IHAT наблюдала за некоторыми делами, но добиться справедливости не смогла».

Остальные дела были переданы другому органу. «Кажется, будто я впустую потратил четыре года своей жизни, — сказал Джонатан, сотрудник IHAT. Следователь по имени Пол разделяет его чувства: «Начиная сотрудничество, я боялся худшего и надеялся на лучшее. Жена тогда сказала, мол, „тебе не позволят добиться успеха" и оказалась права. Министерство обороны несомненно осталось довольно».

Министры сменявших друг друга правительств надеялись, что IHAT пресечет, наконец, пересуды о совершенных британскими солдатами широкомасштабных преступлениях в отношении гражданских лиц Ирака. Ее закрытие, безусловно, положило конец обсуждению данного вопроса, но не дало окончательного ответа относительно масштабов жесткого обращения. Напротив, атмосфера публичных дискуссий обрела столь пристрастный характер, что любого ставившего под сомнение действия британских войск клеймили непатриотичным предателем, а вооруженные силы были вознесены той самой организацией, которая, по словам Джонни Мерсера, когда-то пыталась пустить их в расход. Все причастные лица — защитники как военнослужащих, так и иракских граждан — согласны с тем, что МО уделяет колоссальное внимание защите собственных интересов, иногда в ущерб тем, кто служит на местах. «Для политиков мы — не более чем расходный материал», — сказал мне майор Кэмпбелл. «Быть может, IHAT создали с целью сокрытия дефицита профессиональной подготовки и инфраструктуры МО, сокрытия их ошибок», — сказал его адвокат Хилари Мередит. (По словам представителя министерства, «расследования IHAT были подвержены самому тщательному изучению, включая систематические и подробные слушания в Высоком суде и независимый анализ деятельности. Бывший главный прокурор Сэр Дэвид Калверт-Смит не обнаружил в процессе расследования каких-либо серьезных недостатков».)

В январе 2014 года, задолго до своего публичного низвержения, Шайнер подал на Великобританию в Международный уголовный суд, представив досье с доказательствами предполагаемых зверств в Ираке. Это говорит о том, что он тоже сомневался в деятельности IHAT. Суд проводит расследование только в том случае, когда соответствующее государство не может или не желает рассматривать военные преступления на национальном уровне. Подавая ходатайство, Шайнер заявил, что речь идет о «личной ответственности» высшего руководства. В 2014 году суд начал предварительное расследование, а в 2017-м опубликовал первые выводы. Все представленные в МУС доказательства были собраны Шайнером и «Паблик интрест лойерс», и большую часть времени следователи занимались оценкой их надежности. МУС счел их достоверными, заявив, что в деле имеются доказательства достаточно масштабных правонарушений — связанные в основном с ненадлежащим обращением в местах содержания под стражей, — которые заслуживают расследования. В докладе отмечаются опасения касаемо «политического вмешательства» в ликвидации IHAT.

МУС проверяет лиц, ответственных за принятие решений: генералов, высокопоставленных политиков и должностных лиц, а не солдат. Когда Кэмпбелл пожаловался своим командирам на расследование IHAT, ему сказали, что процесс необходим во избежание проверки со стороны МУС. «С какой стати меня должно это волновать?— спросил меня Кэмпбелл. — Ведь в конце концов на скамье подсудимых окажется Тони Блэр, а не какой-нибудь Томми Аткинс». Он говорит, что поддержал бы расследование МУС. Недавно его дело передали некоему иракскому органу без полномочий на осуществление уголовного преследования.

В настоящее время МУС переходит к следующему этапу, когда рассматривается вопрос о способности государства проводить справедливые расследования военных преступлений. Эксперты полагают, что ажиотаж вокруг IHAT может навредить делу. «Очевидно, что для МУС оно станет проблемой», — говорит Томас Хансен, преподаватель права в Ольстерском университете, изучающий степень ответственности Великобритании за преступления в Ираке.

Одним холодным декабрьским днем я встретилась с Бетани Шайнер в Мидлсекском университете, где она читает лекции по юриспруденции. Утром того же дня Высокий суд вынес решение по двум гражданским делам с участием четырех иракцев, утверждающих, что подвергались жестокому обращению в заключении у британцев. Судья счел их показания «заслуживающими доверия» и постановил, что солдаты нарушили Женевские конвенции. Иракцы получили десятки тысяч фунтов за моральный ущерб. «Эти судебные процессы проходили на фоне сыпавшихся отовсюду политических, военных и медийных оскорблений в адрес иракцев, выдвигавших ложные обвинений, а также жесткой критики в адрес адвокатов, представляющих их интересы, то есть нас. Однако мы только что стали свидетелями верховенства права в действии, — сказала представлявшая двоих заявителей партнер «Лей дэй» Сапна Малик.

Бетани разделяет ее настроение: «Они проверяли факты — доказательства бесчеловечного и оскорбительного обращения. Суд пришел к выводу, что все это правда, а потому равносильно нарушению прав человека. Показания свидетелей сочли заслуживающими доверия. Это действительно важно». В дополнение к предварительной оценке МУС, данное решение продемонстрировало тот факт, что не все представленные Шайнером и «Паблик интрест лойерс» доказательства состояли из фиктивных правопритязаний от мошенников, как предполагалось ранее.

Между тем, в Басре надежды на справедливый итог тают на глазах. Сегодня этот крупнейший из южных городов Ирака, богатый природными ресурсами, по-прежнему находится под контролем мафии, что стало последствием британской оккупации, когда процветали вооруженные формирования и религиозные группы. «Люди в Басре всегда гневаются на британскую армию по той простой причине, что она не выполнила своих обещаний о стабильности и процветании, — говорит Халаф. — Британцы пытались купить доверие людей с помощью компенсаций тем, чье имущество оказалось уничтожено. Но никто из нас никогда не верил в то, что Британия когда-нибудь станет расследовать деятельность своей собственной армии и солдат».